Окончание. Начало
в предыдущем номере

— Что нужно, по-вашему, сделать, чтобы укротить самовластие бюрократов и укрепить авторитет власти?
— Видите ли, нам неустанно твердят про «честные» и «открытые» выборы, имея в виду техническую сторону вопроса. Всякие там «прозрачные кабины», «видеокамеры» и прочее. Но никто не задается вопросом, почему на «честных» и «открытых» выборах проходят во власть заранее определенные темные люди, представляющие тот или иной клан. Это же анекдотично выглядит, когда главу муниципалитета переизбирает не население, а полтора-два десятка депутатов, «избранных» таковыми не без согласия главы. То есть власть сама себя и воспроизводит. Почти как во времена, описанные Алексеем Толстым в романе «Петр I»: «Новые министры, — так начали называть их тогда иноземцы, — выбили из приказов одних дьяков с подьячими и посадили других и стали думать и править по прежнему обычаю. Перемен особенных не случилось… Это были люди старые, известные, — кроме разорения, лихоимства и беспорядка и ждать от них было нечего…» Короче говоря, с выборной системой надо что-то делать, пока она не дискредитирована окончательно. Но этого недостаточно. Необходимо создать полноценные условия для политической самоорганизации народа в целях созидания и поддержать, наконец, подлинное самоуправление.
— Оно вроде бы существует, принят соответствующий Закон…
— Без финансового наполнения самоуправление реализоваться в полной мере не может, а финансы на это в дефиците, хотя они находятся для реализации всевозможных популистских затей. Скажем, понаставили в умирающих деревнях телефоны-автоматы, оказавшиеся никому не нужными. Затем взялись за возведение дорогостоящих детских площадок в поселениях, где нет детей. Многие из них уже заросли бурьяном. Теперь улучшают ландшафтную среду, что зачастую стало кормушкой для близких к власти частных структур. В реальности в ряде мест у нас сложилось не самоуправление, а кланоуправление, своего рода неофеодализм.
— Вернемся к делам литературным. Недавно вышли новые издания ваших книг – романа «Не сошедшие с круга» и очерков по истории партизанского движения «Кому ты так обязан». Обе книги посвящены патриотизму русского народа в годы Великой Отечественной войны, но остались незамеченными. Пресса о них почти не писала. Кроме того, в вашей жизни случились два рубежных юбилея. Опять – умолчание. В чем причина, как вы считаете?
— Ответ прост: мои книги не вписываются в либеральный тренд, где почвенничество не приветствуется. Поясню, в чем суть вопроса. Патриотизм в России исторически связан с русским традиционализмом. Нам же клевреты либерализма неустанно трубят о построения гражданского общества, которое не имеет ничего общего с русским патриотизмом и православием! Если традиционное общество защищает национальные интересы, национальную культуру, традиции, то гражданское общество, с его «общечеловеческими ценностями», превращает человека в гражданина мира, индивидуалиста-потребителя. И, посмотрите, к каким негативным последствиям культ потребительства привел в культуре, литературе! Еще недавно были на слуху Федор Абрамов, Валентин Распутин, Иван Васильев, Василий Белов, Василий Шукшин, воскликнувший «Какие же деревенщики? Мы – народные писатели!» Теперь же народные, национальные писатели нового поколения словно бы не существуют. А на поверхности кто? Представители расчеловечивающей, дебилизирующей человека массовой литературы. Разумные голоса патриотов в защиту традиционных ценностей заглушаются криками из либерального стана: «Свобода творчества!», «Толерантность!». Но свобода без ограничения – это анархия, а толерантность – раздвоение личности, свойственное шизофренику. В работе «Миросозерцание Достоевского» философ Бердяев отмечал: «Раздвоение порождает разврат. В нем теряется целостность. Целостность есть целомудрие. Разврат же есть раздвоенность». Впрочем, сегодня уже очевидно: опора в культурной, литературной политике на либерально-глобалистский тренд обанкротилась. Ничто подлинно талантливое, наполненное высокими смыслами бытия, не может быть создано без опоры на национальные ценности, на народную правду жизни.
— Каково творческое кредо писателя Кириллова?
— Русский писатель не должен быть конъюнктурщиком, перестраховщиком, приспособленцем к политическим обстоятельствам. Он – пахарь, и уж если взялся за плуг, то паши прямо.
— Путевку в литературную жизнь вам дал выдающийся русский публицист, лауреат Ленинской и Государственной премий Иван Васильев? В предисловии к вашей первой книге «Землянка в лесу» он когда-то написал: «Я верю в его талант!» Дорожите этим напутствием?
— Разумеется. Хотя и нечасто, но бываю в великолукских Борках, в музее, который носит имя Васильева. Иван Афанасьевич при жизни создал этот музей с картинной галереей, а также Дом экологического просвещения, гостиницу на свои кровные гонорары, лично участвуя в строительстве. Имя Васильева музею было присвоено уже после смерти писателя. Вот вам характерное отличие этого музея от Дома поэзии в Твери, а крестьянского сына, фронтовика, писателя Васильева от поэта Дементьева. Два человека – два типа морали. Иван Афанасьевич никогда бы не написал: «Я в Израиле как дома…», и его фамилию под «Письмом-42-х», невозможно даже представить. В моей памяти до сих пор живы его проникновенные слова: «Я люблю эту землю. Неброскую березовую страну. Тихую мою Родину. Я люблю на ней все: грустные околицы деревень, грязные большаки и звенящие при первом морозце тропинки, серое чернолесье с багряным листом и затяжные дожди, голубые озерные дали и нивы-рушнички. Я люблю ее людей, трудолюбивых, радушных, отважных…» Вот по каким текстам надо писать школьные общероссийские диктанты, а не из произведений живущей в Израиле Дины Рубиной, как это случилось несколько лет назад.
— Если не секрет, скажите, что у вас в ближайших творческих планах?
— Почти тридцать лет, с небольшими перерывами, я веду дневники. Сократил их в три раза, сделав отдельной книгой. В ней много документов, писем в мой адрес известных деятелей русской культуры, суждений и дум о происходящем не только моих, но и других людей. Надеюсь, скоро эта книга под названием «Почвенники и отчужденцы» увидит свет.
— Успехов вам.
— Спасибо.

Андрей Сидоров