Михаил Муромов – единственный сын в семье, где оба родителя – ученые.
Мама – заведующая кафедрой электротехники, отец – гидравлик, старший научный сотрудник. Люди цельные и целеустремленные, свои знания старались передать сыну. Он взял все из того, что давали родители. Окончил музыкальную школу, среднюю школу с математическим уклоном, получил разряд по плаванию, по боксу, отслужил в армии, окончил технологический институт мясной и молочной промышленности, поступил в аспирантуру, изобрел и запатентовал три прибора для пищевой промышленности – они и сейчас выпускаются и эксплуатируются.
А потом, как бы вдруг, бросил аспирантуру, пошел работать в ресторан – метрдотелем. А потом решил стать музыкантом и композитором. Потому что всегда им был.
Для Муромова было очень важно, чтобы родители поняли его. И загородный дом в 800 квадратных метров, который он построил для мамы, должен был стать доказательством того, что он все же пошел по пути правильному, хоть и не научному. Но мама умерла, и дом стоит пустой…

Родители
— Михаил Владимирович, расскажите о своей маме.
— Мама у меня замечательная. Только расстраивалась часто. Из-за меня. Например, когда я ушел из аспирантуры в ресторан работать. Я работал в Москве и Подмосковье – в дорогих ресторанах, метрдотелем. Сначала я шел по маминому коридору: учился на технолога, изучал химию, поступил в аспирантуру. А потом ушел в ресторан работать – там платили хорошо. Конечно, она расстроилась. А потом расстроилась, когда я из ресторана ушел. Сказал, что я композитором буду, музыкантом. Для родителей было это непонятно, они — люди другого склада. Для них вообще неприемлемо – смена работы…
— Чтобы только одна запись в трудовой?
— Вот-вот! А у меня такая трудовая – до сих пор справки собираю, где я работал. Я вообще не люблю о пенсии говорить, о возрасте. Юбилей — и достаточно. Я до сих пор выступаю, у меня свои зрители, дома сидеть не дают…
— За что вы благодарны сейчас родителям?
— За все, что сделало меня таким, какой я есть. Отцу – за энциклопедические знания. Маме, прежде всего – за пример доброго отношения к людям. Хотя это не всегда помогает в жизни. Я заметил: если к людям относится по-доброму – это может их портить. Человек привыкает к твоему доброму отношению и садится к тебе на шею. Это касается и мужчин, и женщин…
— Доброту за слабость принимают?
— Именно! Особенно, когда ты материально обеспечен. Начинают просить в долг. Ты даешь, а потом ситуация складывается так, как будто тебе что-то дали, а не ты… Я через это прошел — особенно в тот период, когда очень хорошо зарабатывал.

Женщины
— Когда вы были на пике популярности, женщины сходили по вас с ума. Готовы были пойти за вами куда угодно… А какие вам нравятся женщины?
— Мне нравятся те женщины, которые не спорят. Человек имеет право спорить, когда есть аргументы. Я не выношу, когда закатывают истерики. Я не говорю, что я всегда прав, но если что-то мне пытаешься доказать – начинай с аргументов, а не криков и слез. Мне нравятся домашние, спокойные женщины. Я вообще люблю армейский порядок. Чтобы четко все было – или ты мне веришь, или нет. А если веришь — делай, как я говорю…
— Таких, чтобы не спорили, трудно найти.
— Ну, почему же, встречаются… Но их довольно быстро оттесняют соперницы. Конкуренции не выдерживают… Женщины же — очень активные…

Творчество
— Как к вам приходит мелодия?
— Они приходят, когда ты еще не спишь, но уже и не бодрствуешь — во время такого пограничного состояния… Я так песню «Флюгер» написал — просто услышал эту мелодию. И тут главное — не полениться, встать и записать. Иногда снятся клавиши – они играют мелодию сами по себе, без чьих-то рук. Тогда встаешь и повторяешь то, что видел. У меня много задумок. Например, клип на песню «Сирень» придумал, но не снял. Сюжет такой: скромный хороший парень носит букетики сирени девушке. Она к нему не выходит, дверь не открывает. И вдруг он стоит рядом, а к дому подъезжает белый «мерседес» и выходит с букетом алых роз такой жирный — ну, пусть, Коля… И протягивает ей розы. Но она их тоже не берет – кидает… Жалко, что не снял…
— Как вы выдержали моральный прессинг — когда вас не пускали на ТВ, не признавали именитые композиторы? Это же тяжело — когда день изо дня надо что-то доказывать…
— У меня друг был и соавтор – Толя Монастырев. Он уже, к сожалению, умер… Он стихи для песни «Боевым награждается орденом» написал.
— Шикарные слова – как гимн, ни одного лишнего.
— Да, что называется – в десятку! Так вот, он мне так сказал: «Никогда проблемы за пуговицы не пускай! И напирай так, как только можешь и считаешь нужным!» Он, правда, меня еще блондином уговаривал стать… Он был очень умным – все знал, все мог просчитать — так вот, он считал, что блондином легче на эстраде быть. Я все его советы, кроме этого, принял. И когда известный журналист Урмас Отт пригласил меня в свою программу, он так сказал, когда мой выход объявлял: «А сейчас выйдет не человек — бульдозер!»
— Значит, вас таким признали!
— Я смог музыкального редактора на телевидении снять! Правда, к помощи партии пришлось обратиться – я тогда еще партийный был. Мне было, с чем бороться! Что говорить — если шлягерную песню «Яблоки на снегу» из самой тогда продвинутой передачи «ВИД» восемь раз вырезали! Я думаю, что тогда Эдик Сагалаев свою жену ко мне приревновал, и делал все, чтобы мне досадить… Много чего было такого — я об этом расскажу в своей книге.
— Вы книгу пишете?
— Планирую написать. Надиктую на диктофон, а потом запишу.

Яблоки
— А что это за история, про песню «Яблоки на снегу» — про плакат, который у вас есть?
— Да, я такой плакат сделал. У меня фото одно было — можно сказать, эротическое: я там по пояс обнажен, и рукой вперед показываю – как на известном плакате «Ты записался добровольцем?». Так вот, под это фото я написал: «А что ты знаешь, кроме «Яблок на снегу?»
— Неужели так «достали» с этой песней?
— Да ужас какой-то! У меня до «яблок» вышли сотни тысяч дисков. Но не хотят вспоминать ни про афганский цикл, ни про другие 250 песен, ни про мою музыку к кинофильмам, спектаклям. У меня даже музыка к двум балетам написана! Но куда ни приедешь на концерт – все просят «Яблоки на снегу»! А ведь песне уже скоро 24 года – я ее в 1987 году первый раз исполнил.

Глупости
— Желтая пресса вас любит. А вы на нее никак не реагируете. Принцип такой?
— Я с пиратскими дисками и желтой прессой не борюсь. Так, иногда задумываюсь: как им не стыдно? Ведь они же люди, в конце концов! Пришли недавно к моей соседке снизу – ей 80 лет. Она им рассказала, как я ее мучаю – водой заливаю, и даже пристаю к ней! Я могу сказать, откуда у нее претензии ко мне. Залил действительно однажды, а денег на руки не дал – просто все отремонтировал. Старушка обиделась, видимо. И, в силу возраста, что-то додумала… А желтая пресса не побрезговала этим воспользоваться… Или эта история с алкоголем – как она могла появиться? С подачи желтой прессы. И главное, люди верят в откровенный бред! До смешного доходило: на концерте поставил на край сцены бутылочку с водой, сделал первый глоток — и такой многозначительный кашель с первого ряда. Я говорю: «В чем дело, мужчина? У меня в бутылке вода! Не верите? Попробуйте!» И даю ему сделать глоток. Он выпивает и оборачивается в зал с удивленным лицом: «Действительно, вода!»
— Но вы никогда не пытаетесь опровергать подобные глупости.
— А зачем? Пусть люди сами разбираются: где — правда, а где — ложь.

Шалопай
— Михаил Владимирович, говорят, что в юности человек размышляет о себе, а в зрелом возрасте – о жизни в целом. Какие-то открытия сделали в этих размышлениях?
— Про себя я знаю, что я — шалопай. И никогда не был молодым. Потому что всегда знал, как надо жить, но не пользовался этими знаниями. Был бы я хапугой — я бы давно «разработал» золотую жилу в музыке: как многие композиторы одну «болванку» сочинил бы, и под нее бы клепал остальные песни. Это прибыльно, но это не интересно. Есть прекрасные песни — у Игоря Николаева «Расскажите птицы», или у Алексея Максимова «День рождения твой не на праздник похож» — чудесные, красивейшие мелодии. Это настоящие музыкальные произведения. Но раскруткой песен никто не занимался — и кто их сейчас знает? Я живу так, как хочу, как получится. Живу — и все!
— То есть, цели не ставите никакие?
— Абсолютно! Вот отец мой – полная противоположность. Идем в поход с палатками — он каждую проволочку с земли поднимет: пригодится, когда палатки разбивать начнем! Я не такой, не в него… Он огромные трудности преодолел – он из дворян, прошел через 37-й год, пять раз поступал в институт — из-за сословия не брали, потом войну прошел… В итоге стал, кем хотел – ученым…
— Говорят, Грибоедов — ваш родственник?
— Да, он в генеалогическом дереве моем есть.
— Может, это от него — ваша мятежность духа? Высказываетесь вы порой похлеще, чем Чацкий…
— Да, иногда мешает спать это «Горе от ума»…

Лариса Зелинская