Известный советский писатель, автор слов Государственного гимна СССР и России, бессменный главный редактор сатирического киножурнала «Фитиль» Сергей Владимирович Михалков прожил большую творческую жизнь. Писал сценарии к художественным картинам и мультфильмам, стихотворения и поэмы, драмы и комедии, басни и сказки. Но до сих пор самым известным и любимым произведением писателя остается поэма для детей «Дядя Степа» — про доброго милиционера-великана, который всегда придет на помощь.

Те, кому посчастливилось знать Сергея Владимировича, говорят, что его дядя Степа получился таким живым и привлекательным, потому что автор наградил его своими чертами – широтой души, смелостью, добротой и стремлением спешить на помощь тем, кому грозит беда. В первых изданиях книжки героя даже рисовали с лицом Сергея Михалкова. О Сергее Владимировиче и о том, каким его знали близкие люди, нам рассказал внук писателя — известный режиссер Егор Кончаловский. Вспомнил и несколько эпизодов, связанных с «Дядей Степой» и ставших семейным преданием.

Воспитание

— Меня часто спрашивают о том, как Сергей Владимирович воспитывал детей, — говорит Егор Кончаловский. – Но я честно скажу: я не помню ни одного «вправляющего мозги» разговора. Только один раз — когда я собирался уезжать учиться на Запад – он совершенно искренне заявил, что меня там завербует ЦРУ. Конечно, это было чисто советское представление, а на самом деле никто и не пытался это сделать. А вот как КГБ пытался меня завербовать, я очень хорошо помню. И спас меня как раз Сергей Владимирович Михалков, позвонив нужным людям.

Он никогда не кричал, не хватался за ремень, не читал нравоучений. Вспоминаю одну историю. Сергей Владимирович однажды купил шикарный шкаф из дерева дорогой породы. А Никита Сергеевич Михалков — его младший сын, а ныне известный режиссер — взял нож и вырезал на створке: «Никита». И когда он выцарапывал последнюю букву «А» — он вдруг увидел огромную тень! Конечно, это была тень отца, который склонился над ним — и неожиданно спокойно сказал: «Вообще-то это мой шкаф. Пиши: «Серёжа».

Сергей Владимирович никогда не показывал своих отцовских чувств, не выпячивал свое родительское естество. И все удивлялись этому якобы равнодушному отношению к детям. Но когда мой отец Андрей Кончаловский, снимая в 1965 году свой фильм «Первый учитель» в Киргизии, заболел дизентерией – он примчался к нему из Москвы настолько быстро, насколько это тогда было возможно. Андрей Сергеевич был в горах, жара стояла страшная. Там больниц нет, только фельдшерский пункт. Дело могло закончиться очень печально, если бы не приехал дед. И он оставался там, пока не решил все вопросы и отец не пошел на поправку.

Он меня ни разу в жизни не ругал. Он не любил заниматься таким вот «волевым» воспитанием — это доставалось бабушке. А он воспитывал теорией. Например, читал нам «Дядю Степу» и прочие детские стихотворения.

Моменты

— Я хочу рассказать о двух моментах, связанных с «Дядей Степой». Надо сказать, что, когда Сергей Владимирович Михалков написал его, он не был членом коммунистической партии — он вступил в нее уже после, обласканный Сталиным. А случилось это после одного стихотворения. Дед ухаживал за прекрасной девушкой, звали ее Светлана. Он посвятил ей свои стихи, и их напечатали в газете. Так вот, девушке они не понравились, а Сталину – наоборот (одной из возможных причин многие считали тот факт, что дочь Сталина звали Светланой. – Прим. авт.). Но Иосиф Виссарионович никогда не хвалил Сергея Владимировича в глаза. Однажды был банкет, на котором присутствовал Мао Цзэдун, глава Китая. И вот наш вождь ему сказал: «Сергей Михалков держит нас всех за детей». И эта фраза, которая ничего страшного сама по себе не несет, в то время пробуждала целый вихрь эмоций. Что она может означать? Может, то, что он держит нас за дураков? Ой, это плохо! Или он имел в виду, что Михалков – хороший писатель? Это прекрасно тогда. Вот и гадали потом. К счастью, никаких негативных последствий эта фраза не имела.

Второй интересный момент, связанный с этим произведением, произошел уже после распада СССР, когда сгорели все деньги у населения, у деда в том числе. Был 1998 год. И тут какой-то голландской компании потребовалось срочно выпустить в России длинную конфету, которая в США, например, называлась «Высокий Джон», в Польше — «Длинный Ян». А в России не могли подобрать правильное название. Не «Длинный Иван» же называть. Долго искали — и решили назвать «Дядя Степа». Мы вместе с дедом поехали в эту компанию подписывать договор по авторскому праву на какую-то просто баснословную сумму. И эта конфета потом действительно долго у нас продавалась. Условия для подписания контракта были такие: сценарий пишет Сергей Михалков, а его внук — то есть, я — снимает рекламный ролик. Мы вернулись домой. Дед достал лист бумаги, на котором еще стояла надпись «Депутат Верховного Совета СССР», вставил его в печатную машинку и напечатал: «Не мечтали даже дети дядю Степу есть в конфете». И отдал мне его со словами: «Можешь снимать!» Я, кстати, пользуясь положением, тогда задействовал в этом ролике всех внуков и правнуков Михалкова, которые на тот момент были еще маленькими.

Наивность

Мне вспоминаются и смешные истории, связанные с дедом. Он часто возил меня на дачу. И вот где-то на пятом году наших совместных поездок я ему говорю: «А что ты слушаешь все время одну и ту же музыку? Чего кассету не поменяешь?» Он мне отвечает вопросом на вопрос: «Кассета? Какая кассета?» Я нажимаю на кнопку — и из встроенного плеера вылезает кассета. Показываю ее ему. Он этому был искренне удивлен. То есть, он пять лет ездил и не знал, что в магнитофоне есть кассета, что ее можно поменять — он думал, что эта машина именно с этой музыкой, что он ее такой купил. Хорошо, что я вовремя сообразил — а то еще неизвестно, сколько бы мы так ездили.

Другая история, тоже связанная с дачей. Однажды папа позвонил туда, чтобы поговорить со мной. Взял трубку дед, позвал меня к параллельному телефону, но сам трубку не положил — слушает, о чем мы там беседуем. И отец меня просит:

— Сходи в лес, принести можжевеловый куст — будем потом чай из ягод заваривать.

А я знать не знал, как он выглядит – впрочем, и сейчас не знаю. Начинаю отпираться, как могу. А отец говорит:

— Да ладно тебе, обувай кеды — и дуй в лес!

А Сергей Владимирович тут же в трубку нам и говорит:

— Я не могу. У меня пленум!

Отец сразу сообразил, в чем дело, и спрашивает деда:

— С чего ты взял, что должен куда-то идти?

— А чего вы говорите: «Одевай деда и иди в лес»?

Мы поняли, что он не расслышал — и по старой привычке «отмазался» пленумом.

Куста, я тогда, кстати, так и не принес…

Долголетие

Когда мой дед умер, я задумался вот о чем. Он прожил большую жизнь – 96 лет. И война в ней была, и плохая экология – он же столько лет жил в Москве, а все знают, какая тут экология… Да, он не курил, мог выпить, но никогда не злоупотреблял — я его ни разу не видел пьяным. Но просто он всю жизнь был очень добрым человеком. Никогда никому не завидовал. Гнев ведь тоже сокращает жизнь — а я его никогда не видел в гневе. Когда он был депутатом — он помог огромному количеству людей: квартирами, операциями, лекарствами и всем тем, что было необходимо. Сам его образ жизни, характер – есть его главное наследие. У него никогда такого не было: «Я б хотел с тобой поговорить…». Нет, мы разговаривали с ним, как два приятеля. Единственный серьезный такой разговор был — когда для меня настало время лишиться невинности. Он меня вызвал «на ковер» — и стал рассказывать, какие опасности могут поджидать молодого человека на этой опасной дорожке общения с женским полом. Но это было рассказано в таком интересном ключе — вроде: «Старик, ты знаешь…».

В свое время к Сергею Владимировичу Михалкову перешло прозвище «Дада». Так звали домашние Петра Петровича Кончаловского, моего прадеда, известного советского художника. И вот после его смерти Сергей Михалков долго носил это имя тоже. И теперь мы лихорадочно ищем, кого бы называть Дадой. Но пока некого. Не доросли…

Валерия Хващевская