Окончание. Начало в предыдущем номере «МВ» (от 16 декабря 2015)

Мы продолжаем публикацию воспоминаний жителей нашего города, переживших оккупацию Калинина в 1941-м. Живые свидетельства живых людей. Они сплошь и рядом «выламываются» из официальной истории войны. Но не верить им нет оснований.

Шурцев Анатолий Михайлович, 84 года:

— Накануне войны мы жили в поселке имени Ворошилова, это в районе нынешней Республиканской площади. Так вот что я вам хочу сказать: если бы наши младшие командиры послушались моего деда, то вряд ли немцы так быстро взяли Калинин. А может, и вообще не взяли бы. Не шучу.

Помню все: по дням и по часам. В том октябре нас было три брата, я старший, и мать. Отца призвали в апреле 1941-го. Главой семьи был мой дед, благо жили мы дом в дом.  Так вот, помню, 11 октября вернулся я из школы, а дед сидит у нас, чернее тучи. «Не там Толька, наши оборону делают. В роще (Первомайская роща) окопы роют. Ни пушек, ничего… Перебьют их там без толку».

Дед у меня был старый вояка — прошел еще русско-японскую. И вы знаете, что он сделал? Пошел к командирам части, на пальцах им объяснить, что не окопы, а могилу они себе роют. И сами полягут, и немцев не остановят. Нужно было не окопы копать, а перекрыть узкое тогда Старицкое шоссе. Элементарно: там сосны у дороги стояли в охват, устроить завалы — и все. Никуда немцы пройти бы не смогли. Они ведь от дорог ой как зависели…

Как он сам рассказывал, сначала его пристрелить хотели, как немецкого шпиона. А потом подумали (из всех командиров было два лейтенанта, один нестроевой) и сказали — свяжемся с начальством. Да только связи уже никакой не было…

Дед тогда матери сказал: прячьте все продукты, одежку. Долго немцы у нас не задержатся. Эту зиму выжить нужно. И быстро уходите за город, к родичам в Горново (район нынешней деревни Новинки). А я здесь дела все сделаю, все спрячу и — туда же.

Мы пошли через город, мать и трое нас, братьев, я самый старший, десять мне было. Но у Старого моста нас развернули. Через мост шла воинская часть в сторону Мигалово. А нам сказали: идите на железнодорожный вокзал, там стоит эшелон под эвакуацию. Но когда мы пришли, никакого эшелона не было. И сказали нам, кто еще там был: спасайтесь сами.

Помню, в голове вопрос: что делать? Пошли в сторону Эммауса. На ж/д узле горят склады. Шли пешком. Из города выйти успели, нашли большую копну сена. Мать сказала: «Здесь заночуем». А утром, как снова вышли на шоссе, встретили немцев.

Пришлось вернуться в город. В нашем доме остановились немецкие офицеры. Один из них был не немцем даже, а чехом. Он был хорошо к нам настроен: продукты давал. А один раз предупредил: здоровых взрослых — и женщин, и мужчин будут угонять в Германию. Так он моей матери посоветовал: возьми с собой детей, всех троих. А мы сопляки тогда были. Не угонят вас, говорил он, с таким табором. Попробуйте.

25 октября это было. Немцы начали сгонять всех здоровых мужчин и женщин на Старицкое шоссе. Там формировали колонны, отбирали годных, чтобы потом, гнать в эшелоны. Над нами, как я помню, на большой высоте, пролетел самолет, наш. И буквально через десять минут начался артобстрел со стороны Черкасс, где стояли наши части. Очевидно, летчик принял нас за колонну немецкой пехоты и сообщил артиллеристам… Начался хаос. Люди побежали, немцы стали стрелять нам вдогонку. Моя мать была убита, а средний брат смертельно ранен.  Домой, уже вечером мы вернулись вдвоем с младшим. Четырех ему еще не было…

Как жили эти месяцы? А как вы думаете? На разрушенной птицефабрике (она была неподалеку) нашли немного соли и крахмала. Ходили на сожженный элеватор, откапывали сгоревшее зерно. Потом перетирали его и делали что-то вроде лепешек. Выжили. Как — задаю себе вопрос до сих пор…

Помню

Ревякина Лидия Константиновна, 80 лет:

— Когда немцы захватили Калинин, мне было шесть лет, но помню я все очень хорошо. Нас у мамы было пятеро детей, два брата и три сестры. О судьбе отца, призванного в армию, мы ничего не знали. Лишь потом нам сообщили, что он погиб в Смоленске.

Оккупация застала нас в деревне Новинки, недалеко от Тургиново. Немцы пришли туда почти сразу после взятия города.

Первое, что запомнилось. Они были очень хорошо вооружены, но плохо одеты, холодно. И у них совсем не было продовольствия. Поэтому из деревенских домов оккупанты мели все. Не заботясь о том, как будем жить мы. Угнали весь скот и колхозный, и тот, что принадлежал деревенским. Кур не осталось…

Было очень страшно. Мой старший брат, которому тогда было уже 15 лет, прятался. Мы боялись, что его угонят в Германию, как поступили со многими другими.

Но еще страшнее стало в начале декабря. Началось наступление Красной Армии. И немцы предупредили нас: деревня будет сожжена, а на ее месте построены новые оборонительные позиции. Сами деревенские и копали для них окопы, те, кто повзрослее. За отказ — расстрел.

«Обещание» свое немцы сдержали — в один из дней деревня запылала. И мы остались в чистом поле, зимой, в лютый мороз. Что делать, куда идти? Кое-как собрались и двинулись в сторону соседней деревни — в ней немцев не было. И почти тут же встретили наступающих красноармейцев.

Так и доживали мы ту зиму: в пустующих домах без окон, та деревня была полупустой, часть жителей еще до войны переехала в Калинин. Снабжения не было никакого, даже когда советскую власть восстановили.

Однажды мама пришла из поссовета и говорит: пришла американская помощь. Сначала мы обрадовались, но скоро выяснилось: это обувь, ботинки были на одну ногу. Мама тогда спросила: будем брать? А потом сама сказала: что с ними делать-то… Такая вот помощь.

А ведь сразу после оккупации мы еще и учились. До сих пор с ужасом вспоминаю то здание семилетней школы, куда ходили мы на уроки. Окон нет, отопление печное, жуткий холод печам было не выгнать. Но — учились.

Сейчас я живу в районе Первомайской рощи, на месте боев. И вместе с другими, своими ровесниками мы убираем край рощи. Там хоронили наших солдат. И должна сказать, что хоронили их до начала пятидесятых — столько не захороненных тел осталось лежать…

Время оккупации вспоминаю постоянно. Хоть и не долго она продлилась. И еще вспоминаю, какими брошенными мы тогда были…

Подвиг

У меня — десяток подобных рассказов. Различающихся в деталях, но сходных в главном.

И можно сделать вывод: никто, ни военные, ни советские структуры, не занимались всерьез вопросами эвакуации гражданского населения. Равно как и вопросами снабжения уцелевших жителей самым элементарным, после ухода немцев

Сейчас их осталось очень немного — тех, кто пережил оккупацию нашего города. Тогда им было 6-10 лет. Сейчас — за восемьдесят. И с каждым днем их все меньше. И все меньше возможностей написать подлинную историю того, как это было. А история пишется со слов очевидцев.

Николай Тарасов