В одном из предыдущих номеров (от 31 октября, «Загадка гибели прилежного школьника») мы сообщали о трагической гибели 14-летнего вышневолоцкого подростка. Когда мы готовили этот материал, нам не удалось пообщаться с родителями мальчика (им, убитым горем, было просто не до нас). А на днях в редакцию МВ» прислал письмо отец погибшего, Алексей Николаевич. Мужчина уверен в том, что в случившемся виновата школа:
«Трагедия свалилась на нашу семью столь внезапно, что мы и сегодня не можем ни беседовать, ни обсуждать ситуацию с кем-либо, кроме близких людей… Но статья в газете заставила это сделать, т.к. некоторые сведения, изложенные должностными лицами, не соответствуют действительности, и ради объективности мы хотим изложить нашу точку зрения.
За неделю до случившегося (15 октября) на уроке физкультуры произошла конфликтная ситуация с одноклассником, о которой мы узнали уже после трагедии со слов классного руководителя. Почему об этом не сказал Андрей, нам понятно (не хотел нас расстраивать очередной историей), но почему ничего не сказали педагоги?
Следующий конфликт произошел в субботу 20 октября, т.е. от трагедии его отделял буквально один день. Наверное, история о трех днях, озвученная в статье, позволяет отодвинуть причину от следствия. «Видимо, мальчишки подрались, но не сильно», — говорит директор школы. Наверное, разбитый нос сына и кровь на его рубашке — это для школы обычная ситуация. Надо было сломать нос или руку, чтобы ситуация выглядела впечатляюще? Никто из педагогов после конфликта с сыном не беседовал. В воскресенье (после разговора с сыном, после обнаружения пятен крови на рубашке) у нас впечатления о разрешении конфликта не сложилось. Да, одноклассник извинялся, но Андрей его не простил.
Сразу после обнаружения тела сына мы позвонили классному руководителю. Хотели выяснить — почему наш сын, который в это время должен был находиться на уроках, оказался дома и почему его отсутствие никого из ответственных лиц не встревожило? В понедельник все было как обычно: мать до обеда была дома, у нее на глазах сын утром доделывал уроки, собирал портфель, в 13.15 ушел в школу. Он ушел в школу, и до момента его обнаружения в 17.30 (шел последний! урок) ни у кого вопросов по поводу отсутствия не возникло. То, что сын никогда не прогуливал, не может служить оправданием. Должностные обязанности классного руководителя, размещенные на сайте школы, говорят об оперативном выяснении причин отсутствия. Оперативно — это сколько времени должно пройти? Мы считаем, что вовремя сделанный звонок мог предотвратить трагедию.
Отсутствие одноклассников на прощании объясняется просто: нам звонила классный руководитель по поводу своего присутствия. О том, что хотят прийти одноклассники, и речи не было. Речь шла только о классном руководителе и председателе родительского комитета. Жена не хотела видеть никого. Но в день похорон я классному руководителю перезвонил и пригласил ее на прощание. Она продолжала настаивать на присутствии председателя родительского комитета, на что я ответил отказом.
Классный руководитель над гробом сына настойчиво пыталась убедить нас (у присутствующих сложилось впечатление, что именно с этой целью она и пришла), что конфликт в субботу не мог быть причиной трагедии. А по нашему мнению, он мог быть «последней каплей», переполнившей чашу терпения.
… После гибели сына в соцсетях начались бурные обсуждения случившегося. И меня глубоко оскорбило… сообщение дочери классного руководителя… о том, что наш сын был «психически больным». Оно было быстро удалено, но я его прочитал. Вероятнее всего, дочь неосторожно озвучила мнение матери, высказанное в домашней обстановке. Ведь она не училась в одном классе с Андреем. И, насколько нам известно, они не общались. Я в СМС-сообщении попросил классного руководителя прокомментировать высказывание дочери, однако даже извинения не были принесены.
Конфликты с одноклассниками у нашего сына случались часто, даже по причине его хорошей учебы. Неоднократно мы обращались за помощью в школу, информируя о конфликтных ситуациях, беседовали с одноклассниками, с их родителями. Но это были наши попытки изменить ситуацию, школа ничего особенного в конфликтах не видела, более того, школой информация о происходящем до нас не доводилась. Мы обсуждали в семье вопрос о переводе сына в другую школу. Но он, как свойственно подросткам, не хотел показаться слабаком и говорил: «Ничего, доучусь здесь». Не доучился…
Следствие продолжается. Возможно, благодаря Следственному комитету, будут установлены новые факты, так трагически повлиявшие на развитие событий. Еще предстоит выяснить: что же произошло в тот день? Ведь это был самый обычный понедельник: проснулся, позавтракал, доделал уроки, собрался в школу, первый урок — физкультура… Даже на термометр посмотрел: как одеться? И ушел в школу. А через час вернулся, разойдясь с мамой буквально на 15-20 минут… Что произошло по дороге или в самой школе? Кого он встретил? О чем говорил?
По имеющейся на сегодняшний день информации, наиболее вероятной причиной, повлиявшей на трагический исход, является практика замалчивания о происходящих конфликтах в школе (ладно бы только от вышестоящих и контролирующих органов, а то от родителей – лиц, непосредственно заинтересованных в благополучии своих детей!) и, как следствие, возможное продолжение возникшего конфликта».