Страсти на берегу
Жарко. Вижу в окно, как мальчишки ныряют с мостков в воды Западной Двины. Немного позагорав, отправляются на спортплощадку. Следом появился десятилетний рыбак Вася. Он терпелив, любопытен. После нескольких забросов Вася выудил щучку граммов на триста-четыреста. Еще заброс, и — воблер зацепился за упавшую ольху на противоположном берегу. Вася растерянно смотрит по сторонам. Спешу ему на помощь — переплыв реку, вызволяю воблер.
Юный рыбак меняет место ловли, прибегает очередная группа мальчишек. Их сменяет молодая супружеская пара с детской коляской. Потом приходит семья постарше. Узнаю дочь Александра Дельбаковского, с которым росли мы на этом берегу. Я помню его маму, скромную, порядочную женщину.
Когда на короткое время мостки освободились, успеваю искупаться, наносить воды в баню. Их я по обыкновению сделаю в начале лета. Очистили своим семейством возле них дно от битых бутылок, консервных банок, шлака. Затем моя супруга, любительница косьбы, выкосила осоку, и образовалась поляна. Кроме того, открылась взору заводь, усеянная кувшинками. Купайтесь, люди! Радуйтесь солнцу, воде, прохладе в тени лип!
Но лишь только отправляюсь на огород собирать малину, как слышу гогот, визг, нецензурные выражения. Несколькими днями раньше я уже получил подобное «удовольствие» на городском стадионе. Во время футбольного матча команд Андреаполя и Торжка нетрезвая «болельщица», такие перлы выдавала…
Иду на берег, где расположилась вновь прибывшая компания. Две женщины среднего возраста, одна — постарше. Еще одна совсем молодая, с нею — мужчина. Двое ребятишек. Старшая по возрасту, тучная и высокая, погрузившись в воду возле мостков, то истово вопит: «А-а-а!! О-о-о!!», то изображает пение, перемежая его нежелательными для детских ушей словами. Молодая, весьма обаятельная особа, пытается привести в чувство мужчину. Рядом, на одеяле, банки из-под пива, початая бутылка водки.
— Прекратите, — спокойно говорю я женщинам, когда старшая выходит из реки.
— Что-о прекратить?! — взгляд дамы приобретает агрессивность.
— Пить водку, скверно выражаться.
— Гля, какой?! Это твой берег, да?! Ты его купил, да?!
— Это не мой берег. Но это не значит, что вы можете делать здесь все, что заблагорассудится. С вами же дети…
— Наши дети — не хуже ваших!- впадает она в раж, блефуя. — Счас прокурору позвоню. Он у меня — друг. И адвокат — друг! — хватает с одеяла сотовый телефон, начинает набирать какой-то номер, приговаривая: — Ишь, будто хозяин командует! А тут все общее!
Другие дамы выжидают. Затем одна из них, с виду вроде кроткая, пытается затащить меня в воду. Едва вырвался ее цепких рук. Вдогонку мне несется ожесточенный голос тучной женщины
— Я ему — камень в окно! Чтоб знал… (дальнейшую лексику опускаю).
Вечером соседка жалуется:
— И возле моего дома напропалую пьют, ругаются. Начала возмущаться, а мужик руку показывает с наколкой: «Я — вор в законе. Будешь возникать, дом обчистим». Плюс «Фортуна» досаждает. Гуляют до утра. Крики, песни. Забор мне несколько раз ломали.
«Фортуна» — название кафе. В 90-е годы оно разместилось в старой, еще николаевских времен, водокачке, сложенной из красного кирпича, да так здесь и осталось. Вся бы стать было сохранить водокачку с ее оборудованием как исторический памятник. Но куда там — питейное дело оказалось важнее. С такой же легкостью в лихие 90-е, мои земляки потеряли другой памятник — кирпичный магазин купца Бейлина. Современный банк, появившийся на его месте, оказался важнее. А ведь исторических памятников в Андреаполе раз-два и обчелся.
Тем временем жизнь на берегу не затихает. Вот к мостам причаливают байдарки. Несколько девушек-туристок просят зарядить сотовые телефоны. Интересуюсь, откуда они.
— Из тверского музучилища. Старший — Мильтонян.
— Степан Ованесович?
— Да-а, — девушки смотрят на меня с удивлением.
Вскоре мы сидим с известным в Твери педагогом по классу скрипки за столом, пьем чай. Мильтонян рассказывает последние тверские новости. Настроение после общения с ним приподнятое. Но скоро оно опять омрачается.
Раскрепощение низменного
Прикатила на велосипедах троица: двое мальчишек, примерно одинакового возраста, их родитель. После купанья родитель нарвал охапку кувшинок, кинул сыновьям на берег.
— Зачем уничтожили кувшинки?- возмущаюсь я.
— Какая вам разница? Это что — ваше личное?
Удрученный, возвращаюсь домой, вспоминая свою любимицу — необыкновенную дикую утку, появившуюся в реке три года назад. Она отличалась от серых уточек- чирков крупными размерами и цветом. Утка была белая, с черными отметинами возле шеи и на крыльях. Краевед Валерий Разживин, понимающий толк в живой природе, определил:
— Это — царская утка, большая редкость.
Лицезреть «царицу» приходило немалое количество андреапольцев. Днем она прибивалась к уточкам-чиркам и «держала» в стае порядок, не подпуская к еде селезней, пока не покормятся утки-мамы. На ночь устраивалась на большом камне в устье ручья на противоположном берегу. Каждое утро, выходя с ведрами за водой и увидев ее, я взмахивал рукой, она на «полных парусах» неслась ко мне, а за нею — выплывшие из осоки чирки. Я кормил их хлебом. Но однажды утром в ответ на мой сигнал утка рванулась с камня в воду и затрепетала, не в состоянии двинуться дальше. Отнеся ведра в дом, я вернулся на берег, надеясь, что она все-таки приплыла к мосткам, но ее нигде не было. Истекло несколько дней, и один мой знакомый осведомленно заметил:
— Поймали твою подружку и сварили…
«Убили ее люди с такой же психологией, как этот родитель», — думаю, тоскливо глядя в окно. От размышлений отвлекает незнакомая речь. Следом за истребителями кувшинок под липами возникают трое высокорослых парней. Разговаривают азартно и не по-русски. Искупавшись, пьют пиво, оставляя после себя пластиковые бутылки, стаканчики, пачки из-под сигарет и стойкий запах перегара. За ними приходят другие парни, тоже пьют пиво, бросая пустые бутылки в воду. Уже поздно вечером очередная дама переплывает реку, чтобы оборвать кувшинки на противоположном берегу. Их и так почти не осталось.
Каждый день наблюдаем мы с женой и внуками подобные эпизоды, после которых собираем и вывозим в контейнер немалое количество мусора. Таким образом, обыкновенная лужайка за окном превратилась в некий барометр, определяющий степень благопристойности тех, кого Бог одарил удивительно красивой природой.
Среди этой красоты, прошло и мое детство. Здесь похоронены мои предки. Местные жители стали прототипами моих повестей, рассказов, очерков из двух десятков написанных мною книг. Я искренне люблю родной край с его живописными лесами, озерами, реками и речушками. Какие у них чудесные названия: Любутка, Русановка, Сударевка, Струженка, Ладомирка, Грустынька…Их могли дать люди только с красивой, чуткой, любящей душой. И как все это надобно нам беречь и лелеять!
При царе-батюшке крестьянская община, государство строго контролировали пользование природными богатствами. При советской (народной) власти контроль был не менее жестким. Во всяком случае, никто и посметь не мог перегородить озеро по всей ширине километровыми сетями. Не использовал «электросачки». Не вываливал мусор в первом же попавшемся лесу. Низменное каралось государством, сдерживалось общественными институтами. Человека воспитывали. При необходимости, подвергали общественному порицанию. Занимались этим трудовой коллектив, пионерская, комсомольская, партийная, профсоюзные организации, товарищеские суды, средства массовой информации. Сама атмосфера, поддерживаемая в обществе, способствовала добролюбию, бескорыстию, взаимовыручке.
Но пришел час, и «свобода» раскрепостила низменное. Вырвавшись наружу, оно начало править бал.
Внешнее против внутреннего
Поскольку «оскотинивание» — слово не благозвучное, заменю его словом «анимализация» (от латинского «анимализ» — «животное»).
Так вот, «барометр» нравственности уверенно показывает: степень «анимализации» народа неизмеримо возросла. Пример в этом показывает «новая элита», многие представители которой желают брать, не отдавая. Они торгуют нашей Родиной оптом и в розницу, глумятся над ее историей, святынями. На них равняются те, кого «элита», разрушив производства и трудовые коллективы, задвинула в маргиналы. Добавим к этому, что нравственное разложение усиленно поддерживается электронным бесом-телевизором.
Сполна испытывает на себе последствия разложения общества матушка-природа. Нынче мой сын, которого я возил лет двадцать назад на Коростинское озеро, проникшись детскими воспоминаниями, решил там побывать со своим другом. Я поехал с ними. Боже, какое нас постигло разочарование! В прежние времена в этом озере можно было запросто наловить ведро окуней, плотвы, красноперки. Брались на живца и блесну килограммовые окуни. Однажды на наших глазах парнишка из Торопацы поймал на спиннинг 32 щуки. Теперь же мы на троих едва выудили полсотни плотвичек и окуньков.
Разговорились с тамошним жителем.
— Озеро маленькое. Загубить его — дважды два, — сокрушенно посетовал он. — Сначала торопецкие приехали с тралом. Потом — нелидовские, с сетями. Да еще наши, андреапольские, с электрическими сачками, начали хулиганить.
Не меньшее разочарование от путешествий по лесной округе. Помню, в детстве носили мы из бора, что простирается за деревней Курово, корзины белых грибов. Возможно, они и сейчас там родятся, но лес обильно загажен бытовым мусором. Каждый год собираю маслята и подберезовики в молодом сосняке под Баталами. И туда добрались пакостники, выгрузив древесные отходы! На стеклинских росстанях — такая же картина, за деревней Троскино, в местечке Кошелевка. Много где еще. А ведь оборудована официальная свалка для мусора. Почему бы ею не воспользоваться! Если перенестись в Тверь, то и здесь «барометр» анимализации зашкаливает. Особенно при таянии снега, когда освобождается от него территория под окнами многоэтажных домов. Печальное зрелище открывается людскому взору.
Получается, вроде бы ограничений и запретов много, а порядка — никакого. А все потому, что внешние юридические законы сверху не подкреплены внутренним законом снизу. Невольно вспомнишь поэта-юмориста Б.Н. Алмазова, вложившего в уста славянофила К.С. Аксакова строки:
Широки натуры русские,
Нашей правды идеал
Не влезает в формы узкие
Юридических начал…
Откуда это противоречие? Вероятно, причина его в том, что индивидуалистская, торгово-спекулятивная психология власти чужда коллективистскому, созидательному народному мироощущению. Лишенный привычной среды жизнедеятельности, не видящий для себя позитивного выхода, народ деморализовался, ожесточился, перестал ощущать себя хозяином страны. «Русский народ всегда любил жить в теле коллектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери», — отмечал Н. А. Бердяев в этюде «Душа России». Сегодня «тело» порушено, а «лоно» осознанно заражено чужеродной мелкособственнической бациллой.
В маленьком Андреаполе магазинов не счесть, все, должно быть, прибыльны. Зато на фермера Владимира Цветкова неимоверными своими трудами развивающего животноводство (на восстановленной заново ферме у него уже около трехсот голов крупного рогатого скота), вернувшего к жизни десятки гектаров полей, на который выращиваются картофель, зерно, кормовые травы, смотрят как на чудака. Больше того, некоторые завистники открыто желают, чтобы у него ничего не получилось.
Это и не мудрено — Цветков идет против течения. Против той самой торгово-спекулятивной системы, которая у нас доминирует.
Частное не решат проблемы
Если вернуться к тому, с чего я начал, то, разумеется, власть на местном уровне могла бы принять меры для очистки заболачивающихся, зарастающих берегов Западной Двины хотя бы в центре города. Неплохо бы возродить лодочную станцию, оборудовать для купания взрослый и детский пляжи с «нырялками» и «грибками».
Это власти вполне под силу, о чем свидетельствуют благоприятные изменения в облике города, произошедшие в последние годы (появились мусорные контейнеры, оборудованы автобусные остановки и т.д.). Ее представители могли бы ходить на стадион, чтобы поболеть за свою команду. И милицию не грех бы туда приглашать. Наверное, в присутствии районных руководителей и милиции желающих публично материться поубавилось бы. Однако частности не решат общероссийской проблемы упадка нравов.
Право же, когда торжествует паразитическое накопительство, нахождение в коридорах власти превратилось в бизнес, принижен производительный труд, закрываются библиотеки и клубы, а от школы требуют лишь образовательных услуг, а не воспитания полноценной личности, о какой нравственности можно говорить! Никакая административная сила не уследит, чтобы не замусоривали леса, не браконьерствовали на реках и озерах, если сам народ за это не возьмется, осознав, что, убивая среду обитания, он убивает будущее своих детей и внуков.
Выход видится в повышении роли государства. В общей созидательной идее и идеологии, направленной на объединение общества на принципах коллективисткой морали. В изменении структуры формирования власти, от чего народ отстранен. На мой взгляд, лишь в этом случае процесс анимализации будет остановлен, и Россия получит импульсы для созидания и духовного возрождения.
Валерий Кириллов,
член Союза писателей РФ